Я здесь помещу специальный отрывок из воспоминаний Федуты посвященный принятию Закона о бел языке в 90-м. На мой взгляд он очень показателен. Дело не в мове. Дело в претензиях на власть тогдашней и нынешней оппозиции.
Федута:
Власть на троих
Белорусская номенклатура в год великой трансформации"...Однако к зиме 1989/90 года вопрос о роли белорусского языка назрел настолько, что партийное руководство республики было просто вынуждено взять инициативу в свои руки. Вернее, не взять, а попытаться перехватить. Дело в том, что на протяжении предшествующих двух лет тема положения белорусского языка в обществе активно поднималась представителями так называемых «неформальных» молодежных объединений. Выпускниками и студентами Белорусского государственного университета были созданы кружки «Талака» («Толока»), «Тутэйшыя» («Здешние»), «Майстроўня» («Мастерская»), чья деятельность получила широкий резонанс в студенческой среде и других белорусских вузов. Наконец, о том же активно говорил и Белорусский народный фронт «Адраджэньне». Это представляло несомненную опасность, поскольку творческая интеллигенция – при всем презрении к ней партийной элиты – традиционно пользовалась уважением в белорусском народе.
Активист Белорусского народного фронта и будущий депутат
Сергей Наумчик вынужден констатировать роль компартии в принятии Закона о языках:
26 января 1990 года, перед прекращением своих полномочий, Верховный Совет 11-го созыва принял Закон о языках. Это было сделано в ответ на требование общественности – так, при обсуждении проекта в печати 15 тысяч человек высказались за придание белорусскому языку статуса единственного государственного языка. (
без референдума-
Монро) За месяц до принятия закона такой статус был вынужден признать и ЦК КПБ на своем пленуме, стремясь перехватить инициативу БНФ, который требование гарантий белорусскому языку сделал одним из главных своих программных положений.
Однако общественные настроения могли бы быть и не учтены, как случилось это на несколько недель ранее с новым избирательным законом, если бы в комиссии и непосредственно на сессии ВС в защиту государственности белорусского языка не выступили депутаты
Нил Гилевич, Геннадий Буравкин, Иван Чигринов, Иван Шамякин, вице-премьер
Нина Мазай, министр образования
Михаил Демчук и секретарь Минского горкома компартии
Петр Кравченко. Среди депутатов были активные противники закона, прежде всего из числа промышленной номенклатуры. Однако это был тот самый случай, когда многолетняя привычка голосовать, как приказывает партийное начальство, сработала не во вред, а на пользу нации .
Здесь чрезвычайно показателен список тех, кто поддерживает принятие Закона о языках, возвращающего белорусскому языку статус единственного государственного. Четверо в этом списке – писатели (
Гилевич, Буравкин, Шамякин, Чигринов). Однако, несмотря на все их несомненные литературные заслуги, с ними соседствуют вполне номенклатурные фигуры. Иван Шамякин – бывший председатель Верховного Совета БССР, лауреат Ленинской и Государственных премий, бывший первый секретарь правления Союза писателей БССР. Иван Чигринов – народный писатель Белоруссии, секретарь правления Союза писателей БССР. Геннадий Буравкин – председатель Гостелерадио БССР, будущий полпред БССР в ООН. К ним присоединились вице-премьер по социально-культурным вопросам Нина Мазай (бывший первый секретарь ЦК ЛКСМБ) и министр образования Михаил Демчук (бывший заведующий отделом ЦК КПБ). Совершенно очевидно, что в период всевластия (пусть даже – кажущегося!) компартии вся эта номенклатурная когорта не могла бы выступить с подобной инициативой без перспективы утраты статуса и связанных с ним привилегий. То есть – «отмашка сверху» была дана.
Идеолог минской городской парторганизации
Петр Кравченко приводит фрагмент своего выступления на сессии 26 января 1990 года:
"
Если бы язык был всего лишь средством общения между людьми, народы давно бы использовали с этой целью латынь, санскрит или эсперанто. Сколько языков в мире, столько и цивилизаций на земле. Поэтому мы стоим за родной язык, но также за каждый язык, за каждый народ – это делает нас гуманистами" (6).
Последний тезис Кравченко весьма показателен. Он не упоминает о существовании БНФ, но явно противопоставляет «партийный», то есть правильный, подход антипартийному, антикоммунистическому. Опытный и амбициозный коммунистический идеолог имеет в виду и позицию прибалтийских «народных фронтов», о которой белорусское партийное руководство помнит постоянно. И всего через неполных полтора месяца парламентская власть в трех балтийских республиках перейдет в руки тех, кого Кравченко в этот период явно не считает «гуманистами».
Оппоненты Петра Кравченко уловили поданный им сигнал. Их трактовка принятия Закона о языках серьезно отличается от официальной. Вот, например, что пишет известный национально ориентированный публицист
Сергей Дубавец:
"
Сейчас, кстати, когда это дозволено, покатилась целая волна художественных причитаний по поводу гибели языка, истории, культуры: гибнем, пропадаем, отобрали! В принципе, все это правильно, но совершенно бессмысленно, если не сказать – во вред. Экзистенциальный вариант осмысления этой ситуации таков. Язык – есть, история – есть, культура – есть. Ничего с ними не сделается, никто не отбирает, спасать их не нужно – не тонут, не горят. Купала, Калиновский, Евфросиния Полоцкая тоже есть. Это мы сами относительно них «УТРАЧИВАЕМСЯ», впадаем в апатию. А стоило бы задуматься: может, не «прививать народу любовь» ко всему этому национально-культурному комплексу, что обычно вызывает обратную реакцию, а заставить ЭТО РАБОТАТЬ, если угодно – ЖИТЬ?
<...> Любая национальная идея в завершенном виде имеет целью государственный суверенитет нации. Без этого идея – как дом без крыши. И все усилия наших «старателей» заманить в такой дом наш народ ни к чему не приводят 7.
По поводу «дозволенной» государственности белорусского языка выражает скепсис и ведущий белорусский писатель
Василь Быков:"
Необходимо понять, что долгожданный акт придания белорусскому языку статуса государственного – не более чем очередной бюрократический маневр, национальный обман. При сегодняшних, далеких от демократии позициях нашего руководства проблема национального языка по-прежнему остается нерешенной. Для того, чтобы белорусский язык стал по-настоящему народным, государственным языком, нужна замена антинационального сервилистского строя на суверенно-демократический, что нам пока и не светит 8.
(
то есть хотели именно власти, себя во власти, национальной власти хотели, а не просто мовы как единственного госязыка в РБ -
Монро)
Следует учитывать, что недовольство «брошенной костью» выражалось на фоне реальных попыток белорусских властей выполнять принятый Закон. Петр Кравченко вспоминает: «
В 1990 году, когда я уходил из горкома партии, сорок восемь школ из двухсот в Минске стали белорусскоязычными» 9.
Это был очень хороший результат:
до принятия Закона о языках белорусскоязычных школ в Минске не было вообще. Однако этого было уже мало. (
Кому? БНФ было мало! Хотели власти.-
Монро)
Иными словами,
намерение партийного руководства Белоруссии успокоить национальное движение в стране и перехватить инициативу у оппозиционной интеллигенции привело на самом деле к радикализации требований оппозиции и усилению противостояния. Подчеркнем еще раз:
не к союзу, не к совпадению позиций, а именно к противостоянию. Национальная культура становится символом борьбы за государственный суверенитет". А я ведь говорил и говорю: не политизируйте вопрос мовы. Иначе никогда не придете к власти. Вот и не пришли, ни тогда, ни теперь.