|
Наиболее удачной метафорой белорусского общества – чиновничества, по крайней мере, – следует признать образ дебелой деревенской бабы на выданье, ищущей крепкого мужика, который был бы способен ее взнуздать.
Архетип выродившейся крестьянской амазонки как нельзя лучше подходит для описания комплекса поведения всего чиновничества в целом и отдельных его представителей, ищущих непременно твердую руку, которой они готовы подчиниться и отдать свою честь на поругание. Известно ведь, что поруганная честь тоже чего-то стоит, и стоит, в принципе, немало, поскольку дает право пользоваться малыми удовольствиями в виде вполне конкретных материальных благ, а также в виде права иметь – в брутальном смысле этого слова, означающем насилие в контексте, близком к сексуальному, над личностью – чиновников рангом ниже.
Обращает внимание откровенная внешняя женоподобность многих, если не всех чиновников нынешней вертикали: ... (список сознательно опущен, но его нетрудно восстановить собственными наблюдениями) – отличительной чертой этих ярких представителей чиновничьей среды являются мягкие черты лица, избыточный вес, подобострастность, исключительная приспосабливаемость к внешней среде и как следствие политическая выживаемость. Предположу, что психоанализ выявил бы у большинства чиновников скрытые гомосексуальные мотивы с выраженной пассивной акцентуацией, в то время, как анализ правителя, напротив, выявил бы активную акцентуацию. Инь и ян взаимно дополняющих друг друга противоположностей. Аналогичные отношения наблюдаются в среде заключенных, где едва ли не легализованные гомосексуальные связи отражают реальную структуру микрообщества, потому что явно указывают на «хозяев» и их «рабов». Убежден, что тщательное исследование лагерной среды открыло бы механизм трансляции – или взаимосвязи? – структур лагерей на бюрократические структуры через криминализацию власти. Неформальные отношения, существующие среди начальников и подчиненных в зонах заключения, повторяют и/или служат образцом для неформальных отношений во властных структурах.
Именно этим обстоятельством объясняется необыкновенная популярность Лукашенко, как политика, имеющего ярко выраженные маскулинные черты на фоне женоподобного класса чиновничества.
Именно этим обстоятельством объясняется ряд феноменов современной белорусской политики, таких как садистская, почти животная ярость Лукашенко к одним соперникам, приводящая к физическому уничтожению наиболее опасных с его точки зрения конкурентов, а также не менее сильное презрение к другим – тем, кто не представляет для него зримой опасности.
Лукашенко, лишенный вербального контекста, является в руководящей вертикали альфа-самцом, стремящимся к тотальному подчинению и не терпящим конкуренции. Ему принадлежит вся стая, которая является для него объектом непрестанной агрессии. Природа этих отношений такова, что обе стороны получают удовольствие, потакая своим низменныем, сексуальным инстинктам – доминировать или подчиняться, насиловать или быть насилуемым.
Жертва насилия, лишенная своего насильника, оказывается в ситуации рухнувшего миропорядка, когда она вынуждена самостоятельно принимать решения вместо того, чтобы покорно следовать приказаниям хозяина. Это дезориентирует не только личность, привыкшую к отношениям подчинения, но и всю систему, выстроенную по принципу тотального доминирования одной личности над остальными.
Именно в такой ситуации оказалось огромное количество чиновников в начале 90-х, когда руководящая и направляющая роль партии оказалась выброшенной на свалку истории, а вместе с ней была, казалось бы, отвергнута вся тоталитарная система, строившаяся на иерархии безусловного подчинения.
Но система не собиралась сдаваться. Ее живучесть, убедительно доказанная в реставрации бюрократического аппарата в Советском Союзе 30-х годов, вышла из испытаний 90-х годов обновленной, модернизированной. Психология отношений власти и общества сохранила свои общие черты: жесткая вертикаль с подчинением монарху, отсутствие гражданского общества, этатическая философия. К этому добавилась имитация демократических процессов, жизненно необходимая для того, чтобы успешно вписаться в новые требования развивающегося мира.
Поиски выхода из сложившейся ситуации в разных частях бывшего социалистического государства шли разными путями, но именно в Беларуси они завершились наиболее успешно, позволив тоталитарной системе восстановиться максимально быстро и с наименьшими потерями.
Белорусское чиновничество нашло крепкого деревенского мужика, который смог взнуздать и подчинить себе бюрократическую систему, устранив при этом – физически или морально – тех, кто представлял непосредственную угрозу его маскулинности своими ярко выраженными чертами лидеров, способных также доминировать в стае.
Внешними признаками животного лидерства являются низкий, властный голос, властные черты лица, признаки физической силы (высокий рост, широкие плечи и т.д.), внутренними признаками – харизма, уверенность в себе, пренебрежение к установленным законам.
Мы видим, что именно такие лидеры, появлявшиеся на политической арене Беларуси, подавлялись максимально жестко вплоть до физического уничтожения: Гончар, Карпенко, Захаренко – исчезли, Козулин был репрессирован и изгнан из страны, Некляев готовится повторить судьбу Козулина.
Попутно хочется отметить некоторую тождественность оппозиционных лидеров на выборах 2006 и 2010 годов: пары Милинкевич-Козулин и Санников-Некляев представляли собой практически идентичные альтернативы для избирателей вплоть до внешнего подобия, что позволяет предположить наличие в обоих случаях одного и того же сценариста.
Более мягкие лидеры никогда не представляли для Лукашенко сколь-нибудь серьезной угрозы, поскольку действовали вне его поля зрения. Не являясь альфа-самцами, они и не претендовали на обладание страной в том смысле, который интуитивно вкладывает в это Лукашенко.
Лукашенко воспринимает лишь угрозу личному, физическому существованию и относится к ней с полной серьезностью, тогда как остальные варианты являются для него слишком абстрактными, а потому не осознаются в полной мере. Конкретно: лишь тот, кто может одержать победу над Лукашенко в реальной схватке на колхозном поле, нанеся поражение либо физически (избив его), либо морально (подавив личностно до драки), воспринимается им всерьез и вызывает желание уничтожить, чтобы устранить нависшую угрозу.
Современные демократические государства давно прошли этап доминирования в политике физической силы. Хочу подчеркнуть, что речь здесь идет не столько о применении насилия к членам общества, сколько о брутальности и безапелляционности поведения власти по отношению к гражданскому обществу. Нынешние демократии смогли сублимировать энергию физического доминирования в формы политической борьбы, приемлемые с точки зрения современных ценностей. Решение споров, отстаивание прав и интересов перешли в плоскость действий, носящих символический характер: дебаты, выступления, агитация, лоббирование... – борьба идет за голоса избирателей, звонкую монету и убеждения лидеров мнений. В таком формате вполне адекватно смотрелись бы многие белорусские политики, которым, увы, не находится места в нашем обществе в силу преобладания в нем более брутальных, более материальных способов отстаивания интересов. Архаичность отношений подразумевает и архаичность форм политической борьбы. Многие действия – устранение, дискредитация – носят здесь не символический, а вполне реальный характер. И успешным политиком в Беларуси может быть тот человек, который действует не в символическом, а во вполне реальном мире реальных физических объектов.
Столь длительное пребывание Лукашенко у власти есть результат не только действия сил, осуществляющих поддержку режима извне; прежде всего это следствие глубокого внутреннего соответствия личностных качеств Лукашенко потребностям властной структуры. Феномен Лукашенко есть ренессанс Системы, в пользу чего свидетельствует развертывание аналогичных режимов на постсоветском пространстве и особенно – неумолимый дрейф России к тоталитарному государству белорусского образца. Дело ведь не в Лукашенко! Если предположить невозможное и представить на мгновение, что 19 декабря он был бы отстранен каким-то чудом от власти, то, очевидно, мы оказались бы свидетелями поиска Системой нового правителя, нового мужика, способного ее взнуздать. И даже если бы президентом стал демократический лидер, нам оставалось бы только ждать, как скоро Система его отторгнет, как уже было с Шушкевичем.
Со всей ясностью встает перед нами вопрос, поиски ответа на который невозможны без глубокой интеллектуальной работы всего общества. Модель власти, складывавшаяся десятилетиями, требует реформирования. Эта проблема гораздо важнее, чем тактический вопрос свержения тиранического правителя, поскольку, не решив ее, мы не можем рассчитывать на сколь-нибудь заметное продвижение в построении демократического государства. Ротация элит не приблизит нас к осуществлению этой заветной мечты, поэтому любые политические блоки с действующей властью могут быть только временными.
Как нам преодолеть сложившийся архетип власти и что предложить взамен? – вот главный вопрос, который стоит перед нами сейчас.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Потому что внимай - не внимай...