Великое Княжество Беларусь
А. Воротницкий, К. Волох
Двадцать лет движения «в никуда», сопровождаемые регулярными потрясениями, скандалами, экономическими провалами, накрепко отбили у населения Беларуси желание совершать любые телодвижения, направленные на что-либо помимо самообеспечения собственной жизнедеятельности. В сложившихся на сегодня условиях, белорус как член общества и белорус как человек видят во властных институтах лишь исторически сложившийся механизм угнетения, бессмысленно ограничивающий его попытки повысить своё благосостояние, расширить культурный и образовательный горизонт, да наконец – просто уехать в более подходящее место. Власть и население не связаны общей целью и не являются добровольными реализаторами общих проектов, по сути – они стали противостоящими друг другу организмами, вынужденными соблюдать минимальный социальный контракт в силу сосуществования на одной территории. В таких условиях, когда институциональная часть общества озабочена лишь сохранением собственных прав, а оставшаяся – выживанием, о каком либо развитии страны говорить не приходится: у общества нет рычагов влияния на курс и ресурсов для реализации какого-то «собственного» проекта, а у власти, которая могла бы этими вещами поделиться – нет на это ни малейшего желания в силу неиллюзорной опасности потерять все, и соответственно – у страны нет общего стержня.
Патовая ситуация: любое движение ухудшает состояние одной из частей общества, так и не ставшего частью единой государственной машины. В былые времена страны, находящиеся в подобных положениях, моментально растаскивали на куски соседи. Нынче с этим сложнее в силу ряда цивилизационных обстоятельств. Однако, от этого не легче: из-за непродуктивного стояния на месте посреди динамически меняющегося мира подобные территории очень быстро погружаются на дно таблицы экономических и политических чартов и превращаются в колонии уже не де-юре, а де-факто. Что, собственно, и наблюдаем. Очевидных окончаний у этой малоприятной истории всего два. Либо народ смиряется (добровольно, или под принуждением) с положением бессловесного стада, полностью подчинив собственные интересы курсу правящей элиты – а там как уж получится у власти избрать нужное направление и выдержать его, соблюдя по окончании «социальный договор». Либо возникает принципиально новый общественный договор, по которому власть получает обновленный заведомо долгосрочный кредит доверия в обмен на уменьшение своих полномочий в пользу населения, которое, получив определенные выгоды и перспективы, становится заинтересованным игроком.
Любой из читающих в этом месте воскликнет: «Ну конечно! Люди вновь добровольно отдадут полномочия под честное слово неизвестно кого! А власть, отчего-то, вдруг поверит в какие-то непонятно чьи гарантии!» И будет прав. Ни те, ни другие никому не верят и не поверят, все давальщики «честных слов» из обоих лагерей давно себя скомпрометировали, любые их гарантии не стоят бумаги, на которой они написаны в силу крайнего желания безнаказанно их нарушить и сорвать банк. Очевидный тупик. Без введения дополнительного балансирующего элемента, находящегося над схваткой, в эту антагонистическую систему новый общественный договор и обновленное единство нашего государства остается фантомом. Вместо баланса сторонам остается уповать лишь на грубую силу. Так давайте попробуем поискать этот возможный "третий вектор", но сперва - историческое отступление:
***
В городке По, что в Гаскони (Франция), в семье небогатого адвоката Анри Бернадота родился мальчик. Он был пятым ребенком в семье и, за неимением иных больших шансов в жизни, завербовался рядовым в армию. Служба давалась тяжело, но со временем он начал продвигаться вверх. Сначала стал сержантом, потом с трудом пробился в офицеры, должности которых обычно отводились дворянам. Турбулентные времена Великой французской революции предоставили достаточно возможностей для человека, который способен сделать себя сам. В боях и сражениях наш герой дослужился до звания маршала Франции, при этом проявив недюжинные таланты военачальника и администратора. В это время в Швеции пресеклась королевская линия и местный Риксдаг искал нового кандидата на престол. За советом они обратились к сильнейшему на тот момент человеку Европы - Наполеону Бонапарту. Тот рекомендовал кандидатуру своего сослуживца еще со времен войн за дело революции. Так, сменив католицизм на лютеранство, Жан Батист Бернадот стал основателем правящей и поныне шведской королевской династии Бернадотов под именем Карла XIV Юхана, превратившейся в неотделимую частью шведского национального самосознания, опору шведской государственности.***
В отличие от шведского, национальное самосознание Республики Беларусь, если бы она была человеком, было бы опасно раздвоенным. Страна напоминала бы ребенка, у которого родители развелись и больше не общаются, а бедное дитя мечется между ними и к какой стороне оно бы не примкнуло - все-равно останется в проигрыше, а семья неполноценной: мама-БНР ничего не хочет знать про папу-БССР и наоборот. Подобное раздвоение неминуемо доводит до внутреннего психоза, а подросший организм то и дело подумывает о самоубийстве, как не о самом плохом исходе. О каком уж тут внутреннем консенсусе и спокойствии говорить, если все, в результате, будет подчинено одной цели: саморазрушению.
Парадоксально, но "республиканские" части истории Беларуси, опиравшиеся на внутренние источники, вопреки своему названию, очень мало ассоциируются с демократией и с Республикой в классическом ее понимании. Какие бы республики тут не возникали, они все время носили то марионеточный, то авторитарный, а то и просто диктаторский характер. Совсем иные ассоциации вызывают времена князей и королей. Времена Великого Княжества Литовского воспринимаются белорусами чуть ли не как расцвет своей демократии. Тут тебе и сойм, и паны-рада, и местные соймики, и магдебургское право, и знаменитые статуты. Не менее народовластническими воспринимаются и ранние русские княжества, несмотря на центральную роль князя в них. Жители Полоцка и других центров то и дело прогоняли князей, меняя их на новых и активно участвуя в установлении законов и правил. И хоть реальность может весьма отличаться от ассоциаций, фактом остается то, что "монархическая" часть истории белорусов сегодня во многом вызывает универсально положительные эмоции в людях, в то время как "республиканская" разделила народ на два лагеря, обреченно перетягивающих канат между "оппами" и "застабилами", Витушко и Машеровым, Западом и Востоком.
С другой стороны, ни одно привнесение «внешней балансирующей силы» в бытие белорусского народа не обошлось без крови и кровавого же пота. Уния с Короной, разделившей в результате страну на куски между соседями, создание БНР на немецких штыках и коллаборационизм на них же во время Второй мировой… Последний пример у нас перед глазами: попытка опереться на восточного соседа привела к разгону законного парламента, нивелированию его роли и раздвоению власти. Когда белорусский парламент утвердил незаконность предстоящего референдума в ноябре 1996 года, а председатель ЦИКа Гончар был "уволен" Лукашенко (на что последний не имел полномочий) и кризис достиг апогея, власть оказалась разделена между двумя ветвями и, в отсутствие морального якоря в обществе, в отсутствие внеполитической фигуры, института, являвшихся референсной точкой отсчета (Конституционный Суд, увы, также оказался легко политизируемым инструментом), эта функция свалилась на плечи внешней силы - России. А та как уж решила - так решила. Сегодня легко винить Черномырдина и Строева за "насаждение диктатуры" в Беларуси. Но, во-первых, участники тех событий вам расскажут что до последнего момента Россия сама не знала на чьей стороне остановить выбор. Во-вторых, даже сделанный Кремлем выбор впоследствии оказался для него же самого неправильным. Одно можно сказать точно: ни один внешний игрок – будь то Россия, Европа или Америка – никогда не будет руководствоваться белорусской Конституцией, либо белорусскими интересами в подобных вопросах, а всегда будет исходить из собственных.
Историческая пятиминутка:
***
6 декабря 2011 года Бельгия попала в Книгу рекордов Гиннесса. Она стала страной, остававшейся без правительства невообразимые 589 дней. Более чем полтора года. До этого рекорд удерживался Камбоджей с 353 днями без формального руководства страны. Кризис стал результатом невозможности найти компромисс между фламандской (голандскоязычной) и валлонской (франкоязычной) частями государства. Любая другая страна, столкнувшись со столь непримиримым противостоянием, скорее всего, либо цивилизованно раскололась бы на две части (как Чехословакия), либо, что еще вероятнее, скатилась бы во вспышки насилия с целью насаждения воли одной стороны второй. Две части бельгийцев не объединяло ничто: ни общий язык, ни экономическая политика, ни политические пристрастия, ни даже культурные вкусы. Ничто, кроме одного - персоны короля! Если бы в Бельгии не было короля, то уже сегодня, вероятно, не было бы такого государства. Наличие конституционного монарха, находящегося над политической схваткой, позволило Бельгии выдержать системный кризис, который был бы смертельным для большинства других стран (заметим, что Камбоджа также является королевством).***
Надо сказать, что появление на карте мира Бельгии чем-то напоминало появление БССР. Сродни тому, как век спустя Польша пыталась проводить вызывавшую отторжение политику ополячивания в западных Беларуси и Украине, в будущей Бельгии возникли народные движения против "оголандивания" со стороны Нидерландов, частью которых она тогда являлась (включая языковой закон от 1823 года). Бельгийская революция вряд ли имела хоть малые шансы на успех, если бы не довесок в 60 тысяч штыков под командованием генерала Этьенн-Мориса Жерара, присланных из Франции, которые превышали всю 50 тысячную голландскую армию. Подобно тому, как красноармейцы сперва Тухачевского, а потом Ворошилова выгрызли для себя из Польши марионеточную БССР, так и французы выгрызли для себя из Нидерландов буферную Бельгию. Решение было закреплено "сильными державами" (Англией, Францией, Германией, Австрией и Россией) на Лондонской Конференции 1830 года, где мнение Голландии в расчет, естественно, не бралось.
Но оставим в стороне историю создания Бельгии, а посмотрим на нее как на пример политического выживания государства, который в итоге сделал бельгийцев центром европейской политики, а Брюссель - столицей Европы. На момент ее создания не было даже такого народа - бельгийцы. За основу взяли название племени белгов, проживавших в том же районе во времена Рима, которые известны лишь тем, что никто точно не знает были ли они кельтами или германцами. Вероятнее всего - "огерманеными кельтами" (параллели с "ославянившимися балтами" на территории Беларуси возникают сами собой). Точно так же как современная Беларусь пытается найти в себе синтез между своими двумя началами - Русью и Литвой, так и за полтора века до нас Бельгия пыталась найти синтез между романскими и германскими корнями в своей родословной. Но, как известно, для удачной семейной фотографии одного проявителя мало, нужен еще и закрепитель. Таким закрепителем нации стала личность монарха. Бельгийский парламент проанализировал кандидатов и остановился на бывшем российском генерале саксонского происхождения Леопольде Саксен-Кобургском (начал службу в качестве полковника Измайловского лейб-гвардии полка, дослужился до генерал-лейтенанта, командира уланской дивизии, получил от императора Александра золотую шпагу с алмазами за Лейпцигское сражение).
Как видим, удачными основателями современных европейских династий становились, в первую очередь, выдающиеся личности, имевшие достаточное количество морального веса и персональных заслуг в глазах своих подданных, чтобы выступать в роли арбитров над схваткой. И вовсе не обязательно – выходцы из стран, в которых они короновались, но обязательно – при поддержке и согласии как внутренних, так и внешних игроков, де-факто легитимизирующих такой выбор. И это не случайно. Поскольку институт современной конституционной монархии именно в этом и содержит свое системное преимущество - наличие позиции, которая внеполитична и которая обеспечивает устойчивость общества, являясь воплощением его моральных принципов с одной стороны и поддерживается общим признанием легитимности с другой. Эдакая внутренняя страховочная система, признаваемая извне. Синонимом современного слова "монарх" является слово "компромисс". Собственно, вы уже поняли, что речь идет о том самом "третьем факторе", который мы пытаемся найти, чтобы привнести движущий импульс в безнадежно застрявшую систему. Еще немного современной истории:
***
23 февраля 1982 года в здании испанского парламента раздались выстрелы. 200 вооруженных солдат под командованием полковника Антонио Техеро ворвались в помещение во время выборов премьер-министра и открыли стрельбу поверх голов. Парламентарии попадали на пол. На этом короткая история демократической Испании, ставшей таковой после смерти диктатора Франко всего шесть лет назад, должна была завершиться. Армия, разочарованная неспособностью новых демократических институтов быстро разрешить экономические проблемы и сепаратизм басков, решила взять власть в свои руки. В образовавшемся правительственном вакууме все говорило о победе путчистов. Общество, до этого прожившее много десятилетий под диктатурой, в смятении молчало.Молодой испанский король Хуан Карлос обладал лишь декоративными, формальными правами. Однако, в день, когда вопрос о власти завис в воздухе, личность народного монарха приобретает значение точки отсчета. Надев мундир главнокомандующего армией, Хуан Карлос смог из небольшой комнатушки записать и в 1:14 утра выпустить в эфир телеобращение, в котором он призвал общество защищать Конституцию, а армию - арестовать путчистов. Внезапно, общество получило моральный толчок и свое направление движения. К середине дня путч был подавлен, а вечером улицы завалены людьми с транспарантами: "Да здравствует король!". С тех пор и до сего дня Хуан Карлос имеет неугасаемую популярность в народе, а монархия - национальную поддержку. (Видео тех событий - http://www.youtube.com/watch?v=Pcc0_8i0CYs)***
Именно в силу вышеописанного разнообразия причин, условий и следствий очень хотелось бы вывести тезис о народной монархии, как государственном устройстве для Беларуси, из маргинализированных дискуссионных площадок, которые не воспринимаются большинством всерьез, в политический мейнстрим с участием непредвзятого политологического и экономического мнения. В том числе без концентрации внимания на тех деталях, которые лишь добавляют поводов к расколу общества вместо работы на общественный компромисс.
Не секрет, что европейский Север, где доминируют конституционные монархии (Великобритания, Швеция, Норвегия, Дания, Голландия, Бельгия, Люксембург) является значительно более успешным политически и экономически, чем европейский Юг. Нельзя отрицать, что политическая и национальная устойчивость этих государств не в последнюю очередь обусловлена именно институтом конституционной монархии, что также помогает развиваться национальному бизнесу. Другими словами, конституционная монархия - один элементов благополучной среды. Почему его не использовать наряду с другими? Тем более, что у белорусов предыстория данной формы правления будет куда богаче, чем у тех же Норвегии или Бельгии. Более того, в погоне за национальной "стабильностью" наше королевство кривых зеркал уже само инстинктивно порождает квази-элементы монархии на дутых "авторитетах": от бессменного (но очень конечного) президента, до безнадежного облачения его сыновей в мундиры приемника.
Беларусь, в отличие от остальных стран СНГ, не встала на путь авторитаризма сразу в 1991 году по единственной причине - не было поста президента. Как только он возник, эта задержка была сразу "исправлена". Увы, но есть всего два вида глав государств, развившихся в европейской цивилизации - президенты и монархи. Условия в постсоветских странах таковы, что сколько не ограничивай права президента, он все-равно (не этот так следующий) будет сводить систему в авторитаризм. Тому свидетельством – Россия, "новая" Грузия, все без исключения азиатские «-станы». Не пришло ли время попробовать второй вариант?
Великое Княжество Беларусь - это шанс объединить наши литовское и русское наследие, это апелляция к лучшим вековым традициям нашего народа, это отражение современных инстинктивных идеалов традиционного, но не без прогрессивной изюминки белорусского общества, это страхующая система для гарантии Конституции, это защита от угроз - как поглощения, так и глобализации, это принятие на себя пассионарного заряда не только в слабеющем "русском" мире, но и во всей Восточной Европе. В конце концов - это просто хороший бренд. Споры о династиях и прочих атрибутах являются лишь техническими вопросами, которые должны решаться исключительно в духе народной монархии. Главный фокус не в том, какой кандидат приглянется белорусам и на каких условиях он будет выполнять свои функции, а в том, какое государство мы хотим сами себе построить.
Когда болгарский царь Симеон вернулся на родину после падения коммунизма в 1989 году, при его появлении вставали стадионы. И не потому, что люди были все как один монархистами. А потому, что в личности образованного, мультиязычного, европейского и преданного своему народу человека каждый болгарин видел идеал, с которым хотел ассоциироваться сам. Православный болгарский дом Саксен-Кобург-Готов является единой ветвью с протестанскими британскими монархами и католическими бельгийскими (вот так удачно разошлась родня российского генерала). А кроме них есть и многие другие кандидаты, способные обеспечить Беларуси международный вес: династично связанные с ВКЛ голландские Амсберги (Оранская династия) и влиятельные Габсбурги, наследники польской короны Чарторыйские и российские Романовы, да хоть бы и отлично знакомые с современной Беларусью и поддерживающие наши музеи местные Радзивиллы, которые хоть и не являлись правящим домом, но достойны внимания "по сумме заслуг перед отечеством". Если дух Великого Княжества станет тем, что отвечает белорусскому сердцу и прогрессивной национальной идее, то достойный и приемлемый для белорусского народа кандидат найдется.
Конечно, авторы данной статьи не расчитывают на мгновенное превращение белорусов в поборников Великого князя. Но - никогда не говори «Никогда». Жизнь - непредсказуемая дорога, как смог убедиться основатель шведской королевской династии Жан Батист Бернадот, при бальзамировании тела которого медики нашли татуировку молодости "Смерть королям!"